Неточные совпадения
Хотя
главною целью похода была Стрелецкая слобода, но Бородавкин хитрил. Он не пошел ни прямо, ни направо, ни налево, а стал маневрировать. Глуповцы высыпали из
домов на улицу и громкими одобрениями поощряли эволюции искусного вождя.
Несмотря на то, что Степан Аркадьич был кругом виноват перед женой и сам чувствовал это, почти все в
доме, даже нянюшка,
главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне.
Подъезжая домой в самом веселом расположении духа, Левин услыхал колокольчик со стороны
главного подъезда к
дому.
— Отчего же и не пойти, если весело. Ça ne tire pas à conséquence. [Это не может иметь последствий.] Жене моей от этого не хуже будет, а мне будет весело.
Главное дело — блюди святыню
дома. В
доме чтобы ничего не было. А рук себе не завязывай.
«Да, не надо думать, надо делать что-нибудь, ехать,
главное уехать из этого
дома», сказала она, с ужасом прислушиваясь к страшному клокотанью, происходившему в ее сердце, и поспешно вышла и села в коляску.
С каждым годом притворялись окна в его
доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более
главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
Похвальный лист этот, очевидно, должен был теперь послужить свидетельством о праве Катерины Ивановны самой завести пансион; но
главное, был припасен с тою целью, чтобы окончательно срезать «обеих расфуфыренных шлепохвостниц», на случай если б они пришли на поминки, и ясно доказать им, что Катерина Ивановна из самого благородного, «можно даже сказать, аристократического
дома, полковничья дочь и уж наверно получше иных искательниц приключений, которых так много расплодилось в последнее время».
— Ура! — закричал Разумихин, — теперь стойте, здесь есть одна квартира, в этом же
доме, от тех же хозяев. Она особая, отдельная, с этими нумерами не сообщается, и меблированная, цена умеренная, три горенки. Вот на первый раз и займите. Часы я вам завтра заложу и принесу деньги, а там все уладится. А
главное, можете все трое вместе жить, и Родя с вами… Да куда ж ты, Родя?
— Вот мы и
дома, — промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. —
Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть.
— Его
дома нет; он обыкновенно встает рано и отправляется куда-нибудь.
Главное, не надо обращать на него внимания: он церемоний не любит.
Самгин свернул за угол в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой. Переулок был кривой, беден
домами, наполнен шорохом деревьев в садах, скрипом заборов, свистом в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок —
главный путь, которым ветер врывается в город.
Потом мать, приласкав его еще, отпускала гулять в сад, по двору, на луг, с строгим подтверждением няньке не оставлять ребенка одного, не допускать к лошадям, к собакам, к козлу, не уходить далеко от
дома, а
главное, не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурною репутацией.
Но
главною заботою была кухня и обед. Об обеде совещались целым
домом; и престарелая тетка приглашалась к совету. Всякий предлагал свое блюдо: кто суп с потрохами, кто лапшу или желудок, кто рубцы, кто красную, кто белую подливку к соусу.
В десять часов я намеревался отправиться к Стебелькову, и пешком. Матвея я отправил домой, только что тот явился. Пока пил кофей, старался обдуматься. Почему-то я был доволен; вникнув мгновенно в себя, догадался, что доволен,
главное, тем, что «буду сегодня в
доме князя Николая Ивановича». Но день этот в жизни моей был роковой и неожиданный и как раз начался сюрпризом.
Главные условия свидания состояли в том, чтобы один из полномочных встретил адмирала при входе в
дом, чтобы при угощении обедом или завтраком присутствовали и они, а не как хотел Овосава: накормить без себя.
Город был как и все города: такие же
дома с мезонинами и зелеными крышами, такой же собор, лавки и на
главной улице магазины и даже такие же городовые.
Она не только знает читать и писать, она знает по-французски, она, сирота, вероятно несущая в себе зародыши преступности, была воспитана в интеллигентной дворянской семье и могла бы жить честным трудом; но она бросает своих благодетелей, предается своим страстям и для удовлетворения их поступает в
дом терпимости, где выдается от других своих товарок своим образованием и,
главное, как вы слышали здесь, господа присяжные заседатели, от ее хозяйки, умением влиять на посетителей тем таинственным, в последнее время исследованным наукой, в особенности школой Шарко, свойством, известным под именем внушения.
Через неделю началась правильная отсылка намолотой муки в Узел, в
главный склад при приваловском
доме.
Именно теперь, при тяжелом испытании, которое неожиданно захватило их
дом, девушка с болезненной ясностью поняла все те тайные пружины, которые являлись в его жизни
главной действующей силой.
Она осталась спокойной по отношению к поведению дочери, потому что вся вина падала на голову Василия Назарыча, как
главного устроителя всяких новшеств в
доме, своими руками погубившего родную дочь.
Эта семья жила на
главной улице, возле губернатора, в собственном
доме.
Да и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот в этой комнате, откуда свет, она у него там, за ширмами, — и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно в него заглядывает, благонравно смиряется и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного и безнравственного, — и нас в этом хотят уверить, нас, знающих характер подсудимого, понимающих, в каком он был состоянии духа, в состоянии, нам известном по фактам, а
главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть
дом и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил на время свое обвинение и нашел необходимым распространиться о Смердякове, с тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова в убийстве и покончить с этою мыслию раз навсегда.
— Я ждал, что они Федора Павловича убьют-с… это наверно-с. Потому я их уже так приготовил… в последние дни-с… а
главное — те знаки им стали известны. При ихней мнительности и ярости, что в них за эти дни накопилась, беспременно через знаки в самый
дом должны были проникнуть-с. Это беспременно. Я так их и ожидал-с.
— Убедительно и вас прошу не беспокоиться и не стесняться, — внушительно проговорил ему старец… — Не стесняйтесь, будьте совершенно как
дома. А
главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо от сего лишь все и выходит.
— Сами давно знаете, что надо делать, ума в вас довольно: не предавайтесь пьянству и словесному невоздержанию, не предавайтесь сладострастию, а особенно обожанию денег, да закройте ваши питейные
дома, если не можете всех, то хоть два или три. А
главное, самое
главное — не лгите.
Но странное дело, на него напала вдруг тоска нестерпимая и,
главное, с каждым шагом, по мере приближения к
дому, все более и более нараставшая.
Доктор же остался в
доме Федора Павловича, имея в предмете сделать наутро вскрытие трупа убитого, но,
главное, заинтересовался именно состоянием больного слуги Смердякова: «Такие ожесточенные и такие длинные припадки падучей, повторяющиеся беспрерывно в течение двух суток, редко встретишь, и это принадлежит науке», — проговорил он в возбуждении отъезжавшим своим партнерам, и те его поздравили, смеясь, с находкой.
Главное же в том заключалось, что, как узнал я тогда же, был этот молодой помещик женихом ее уже давно и что сам же я встречал его множество раз в ихнем
доме, но не примечал ничего, ослепленный своими достоинствами.
А Гороховая улица, этак, выйдет уж самое
главное действующее лицо, потому что без нее не было б и
домов, стоящих на ней, значит, и
дома Сторешникова, значит, не было бы и управляющего этим
домом, и дочери управляющего этим
домом не было бы, а тогда ведь и всего рассказа вовсе бы не было.
Ася скоро поняла, что она
главное лицо в
доме, она знала, что барин ее отец; но она так же скоро поняла свое ложное положение; самолюбие развилось в ней сильно, недоверчивость тоже; дурные привычки укоренялись, простота исчезла.
Теперь у нее оставались только братья и,
главное, княжна. Княжна, с которой она почти не расставалась во всю жизнь, еще больше приблизила ее к себе после смерти мужа. Она не распоряжалась ничем в
доме. Княгиня самодержавно управляла всем и притесняла старушку под предлогом забот и внимания.
Когда улеглась радость свиданий и миновались пиры, когда
главное было пересказано и приходилось продолжать путь, мы увидели, что той беззаботной, светлой жизни, которую мы искали по воспоминаниям, нет больше в нашем круге и особенно в
доме Огарева.
У окна сидел, развалясь, какой-то «друг
дома», лакей или дежурный чиновник. Он встал, когда я взошел, вглядываясь в его лицо, я узнал его, мне эту противную фигуру показывали в театре, это был один из
главных уличных шпионов, помнится, по фамилии Фабр. Он спросил меня...
Падение князя А. Н. Голицына увлекло Витберга; все опрокидывается на него, комиссия жалуется, митрополит огорчен, генерал-губернатор недоволен. Его ответы «дерзки» (в его деле дерзость поставлена в одно из
главных обвинений); его подчиненные воруют, — как будто кто-нибудь находящийся на службе в России не ворует. Впрочем, вероятно, что у Витберга воровали больше, чем у других: он не имел никакой привычки заведовать смирительными
домами и классными ворами.
Все в
доме усердно молились, но
главное значение молитвы полагалось не в сердечном просветлении, а в тех вещественных результатах, которые она, по общему корыстному убеждению, приносила за собой.
Сентябрь уже подходил к половине;
главная масса полевых работ отошла; девушки по вечерам собирались в девичьей и сумерничали; вообще весь
дом исподволь переходил на зимнее положение.
Сидит он, скорчившись, на верстаке, а в голове у него словно молоты стучат. Опохмелиться бы надобно, да не на что. Вспоминает Сережка, что давеча у хозяина в комнате (через сени) на киоте он медную гривну видел, встает с верстака и, благо хозяина
дома нет, исчезает из мастерской. Но
главный подмастерье пристально следит за ним, и в то мгновенье, как он притворяет дверь в хозяйскую комнату, вцепляется ему в волоса.
В особенности волновался предстоящими веселыми перспективами брат Степан, который, несмотря на осеннее безвременье, без шапки, в одной куртке, убегал из
дома по направлению к погребам и кладовым и тщательно следил за процессом припасания, как
главным признаком предстоящего раздолья.
Цель их пребывания на балконе двоякая. Во-первых, их распустили сегодня раньше обыкновенного, потому что завтра, 6 августа,
главный престольный праздник в нашей церкви и накануне будут служить в
доме особенно торжественную всенощную. В шесть часов из церкви, при колокольном звоне, понесут в
дом местные образа, и хотя до этой минуты еще далеко, но детские сердца нетерпеливы, и детям уже кажется, что около церкви происходит какое-то приготовительное движение.
В
доме у нас говорили
главным образом по-французски.
Моя тетя что-то вязала для императрицы Марии Федоровны, c которой была близка, и в то же время презирала русских монархистов и даже
главных деятелей не пускала к себе в
дом.
У нас в
доме в течение ряда лет был кружок по изучению Библии, в котором она играла
главную роль.
Горячо взялся Лазарев за дело, и в первый же месяц касса клуба начала пухнуть от денег. Но
главным образом богатеть начал клуб на Тверской, в
доме, где был когда-то «Пушкинский театр» Бренко.
Много анекдотов можно было бы припомнить про княжение Долгорукова на Москве, но я ограничусь только одним, относящимся, собственно, к генерал-губернаторскому
дому, так как цель моих записок — припомнить старину
главным образом о
домах и местностях Москвы.
Во флигеле
дома, где был театр Бренко, помещалась редакция журнала «Будильник». Прогорел театр Бренко, прогорел Малкиель,
дома его перешли к кредиторам. «Будильник» продолжал там существовать, и помещение редакции с портретами
главных сотрудников, в числе которых был еще совсем юный Антон Чехов, изображено Константином Чичаговым и напечатано в красках во всю страницу журнала в 1886 году.
— То ли дело нюхануть! И везде можно, и
дома воздух не портишь… А
главное, дешево и сердито!
Против ворот [Въезд во двор со стороны Тверской, против Обжорного переулка.] Охотного ряда, от Тверской, тянется узкий Лоскутный переулок, переходящий в Обжорный, который кривулил к Манежу и к Моховой; нижние этажи облезлых
домов в нем были заняты
главным образом «дырками». Так назывались харчевни, где подавались: за три копейки — чашка щей из серой капусты, без мяса; за пятак — лапша зелено-серая от «подонья» из-под льняного или конопляного масла, жареная или тушеная картошка.
Дружил с ворами, громилами и
главным образом с шулерами, бывая в игорных
домах, где его не стеснялись.
Мы знали, что его тревожные взгляды относятся
главным образом к нашему
дому: он не хотел, чтобы его видела в утреннем неглиже одна из моих теток, которую он иной раз провожал в костел.
Помещался он на
главной Московской улице в большем двухэтажном
доме, отделанном специально для этой цели.